Франческа с трудом удерживалась, чтобы не начать умолять вампира не причинять Скайлер боли. Вампиры процветали на страданиях других. Это был темный дар немертвых. Через своих жертв они могли на мгновение, на мимолетный проблеск ощутить то, что они потеряли. Каждая эмоция была мрачной и ужасной, но это все же была эмоция.
Она успокоила свои мысли, сосредоточившись.
— Скайлер? Ты можешь меня слышать? — подросток спал. — Не открывай глаз. Ты в опасности.
Почувствовалась легкая активность, и девушка начала пробуждаться. Франческа была так хорошо знакома с ее сознанием, что фактически могла почувствовать, как ребенок сканирует окружающее ее пространство, подобно карпатцам. Ее пульс не изменился, ее сердце ни в малейшей степени не подпрыгнуло.
— Этого не может быть. Он здесь со мной, и я в полнейшей безопасности.
— Он брал твою кровь?
Наступило долгое молчание, пока Скайлер раздумывала над вопросом.
— Он не лаборант. Я знаю, что он им не является. С какой стати вам бояться, что он может захотеть моей крови?
Франческа на минуту задумалась. Скайлер повиновалась ей: она оставалась неподвижной, дыша легко, изображая сон. Тем не менее, по какой-то причине она чувствовала себя в безопасности вопреки угрозе страшного зла. Скайлер была одарена способностью чувствовать опасность. Люциан должно быть не представлял для нее реального вреда. Это был единственный ответ. Он расставил ловушку, чтобы завлечь к себе Габриэля.
Она знала, что Габриэль мог читать ее мысли, разделяя ее сознание. Ей следовало бы понимать, что Люциан так же разделяет сознание Габриэля. Вновь раздался его смех, этакая нежная музыкальная симфония красоты.
— Теперь ты понимаешь всю тщетность борьбы против такого, как я. Это человеческое дитя, хоть и редкое в этом мире, не сможет обмануть меня, притворяясь спящей. Вы не сможете защитить ее от меня, не с вашими мерами безопасности, не пытайтесь спрятать ее от меня. Что знает Габриэль, то же самое знаю и я. Когда я пожелаю сделать ее своей рабой, я это сделаю. Правда, сейчас довольно утомительно думать о такой ноше.
— Люциан, — Габриэль промолвил его имя тихо, нежно. — Ты устал от своего существования. Ничто не держит тебя в этом мире. Ты предпочел лишиться души и последовать по пути тьмы, однако ты не получил ни эмоций, ни власти, которой бы ты уже не обладал. Позволь мне помочь тебе оставить это безумие позади. Ты хочешь, чтобы я помог тебе. Ты всегда желал этого.
— Это было твоей клятвой, брат, и ты не можешь сделать ничего иного, кроме как с честью выполнить ее. Тем не менее, я обнаружил, что этот мир сильно изменился с того времени, когда я родился. Верно, что утомительно продолжать существовать, когда не с кем посоревноваться в умственных способностях, но хорошо хоть ты остался. На моем месте ты бы в таком случае стал искать встречи с рассветом? — он тихо рассмеялся, словно над самим собой. — Думаю, мы должны продолжить нашу игру некоторое время в этом странном мире, — и он пропал, Франческа ощутила это благодаря своей связи с Габриэлем. Он заманил Габриэля в больницу с намерением втянуть в битву, но, казалось, быстро утратил к ней интерес, исчезая из палаты Скайлер, из самого воздуха, не оставляя после себя никаких следов силы.
Габриэль разочарованно вздохнул. Люциан знал об обеих женщинах. Да и как он мог не знать? Силу, безошибочно женскую, распознать мог любой. Даже немертвые оказались притянуты к городу, выискивая единственную, которая могла их спасти. Люциан не мог не распознать знаки, указывающие на существование Скайлер, точно так же как и на существование Франчески. И он знал, что Габриэль заявил права на Франческу, что она была древней карпаткой. Он вероятнее всего также знал, что она носит ребенка. Что знал Габриэль, то знал и Люциан. Скайлер больше не была в безопасности в больнице, вдали от его защиты.
Габриэль сменил форму, едва приземлился, и, не останавливаясь, направился через парковку возле больницы ко входу. Он размыл очертания своего тела, не желая иметь дела с людьми, пока самолично не убедится, что Люциан не дотронулся до Скайлер. Они должны забрать ее так быстро, как это только возможно. Люциан мог использовать своих приспешников из людей, чтобы причинить ей вред в дневные часы, когда Габриэль был не в силах защитить ее. Скайлер должна находиться в их доме, где он сможет использовать защитные чары. Где он наймет человеческого телохранителя, которому сможет доверять настолько, чтобы тот присматривал за ней, когда сам Габриэль будет находиться глубоко под землей. За все века их сражений Габриэль не мог припомнить, чтобы Люциан использовал слуг в попытке уничтожить его на протяжении дня, но при защите Скайлер он не желал рисковать. Кроме того, в городе были другие вампиры — более слабые, но все же злые и порочные. Любой мог попытаться завладеть Скайлер. Он не мог допустить подобного. Ее разум не вынесет ещё одного избиения.
Скайлер тихо лежала на кровати, уставившись в потолок, когда он вошел в палату. Сначала ее достигла его тень. Кто-то с меньшей наблюдательностью ни за что бы не заметил крошечных мурашек, что пробежали по ее небольшому телу.
— Ты боишься меня? — мягко спросил Габриэль, оказывая ей любезность, держась подальше от ее сознания. Он знал, что должен «прочитать» ее, чтобы убедиться, что Люциан не взял ее крови, но был полон решимости уважать ее личную жизнь, когда это возможно.
Пальцы Скайлер нервно сжались вокруг простыни.
— Не совсем, — под тонким одеялом было явственно видны контуры плюшевого волка, тесно прижатого к ее боку.
Честность слышалась в ее голосе, но сам голос был едва слышен.
— Ты знаешь, почему я здесь?
Лишь тогда она посмотрела на него, ее большие серые глаза смягчились и расширились, длинные ресницы отбрасывали толстые полумесяцы теней на ее щеки. Для него она выглядела красивой. Скайлер с трудом сглотнула и подняла руку, чтобы прикрыть шрам, пересекающий ее лицо. Очень нежно Габриэль перехватил ее запястье, не давая ей закрыть тонкую, неровную линию. Ласково он перевернул ее руку, пробежал большим пальцем по бесчисленному множеству шрамов, пересекающих ее предплечье, запястье и ладонь.
— Мы семья, малышка, настоящая семья. Здесь нет места неловкости. Я горжусь тобой, горжусь тем, как ты защищала себя и сохраняла верность своей собственной душе. Не прячь свои знаки мужества, Скайлер, ни от меня, ни от Франчески.
Ее большие глаза слегка угрюмо прошлись по его лицу.
— Я всегда была одна, сколько себя помню. С тех пор, как умерла моя мама, я была одна. Я не уверена, что знаю, как вести себя с другими.
